«Новых книг от меня ждать не стоит…»
12 апреля Мариам Петросян была удостоена «Русской премии» ― главной награды для русскоязычных писателей, живущих за пределами России. Премия присуждена за книгу "Дом, в котором...".
Сочащаяся волшебством, затягивающая и невероятная книга Мариам Петросян «Дом, в котором…»
в одночасье превратила художника-аниматора из Еревана в российскую литературную звезду первой величины.
Мариам Петросян, мать двоих детей, домохозяйка и сверхновая звезда русской прозы (сказать «фантастики» не поворачивается язык).
40-летняя художница из Еревана, ровно половину своей жизни, да-да, именно 20 лет писала одну единственную книгу
формата «растащить_на_цитаты».
Тысячестраничный роман про сюрреалистический интернат для детей-инвалидов, многие обитатели которого обладают паранормальными способностями и подчиняются самому Дому.
О чем книга
"Дом, в котором...": можно сказать, что она о подростках-инвалидах, живущих в интернате. Можно парировать, что она о Доме, который написан с заглавной буквы, потому что является главным героем книги, не менее живым, с не менее индивидуальным, а порой и просто скверным характером. Другие скажут, что она о жизни странных героев с говорящими кличками Сфинкс, Слепой, Лорд, Шакал. Но и они будут не правы. То есть правы, но при этом так же далеки от истины, как и все остальные.
Дом требует терпеливого отношения. Тайны. Почтения и благоговения. Он принимает или не принимает, одаряет или грабит, подсовывает сказку или кошмар, убивает, старит, дает крылья... это могущественное и капризное божество, и если оно чего-то не любит, так это когда его пытаются упросить словами. За это приходится платить.
М. Петросян рассказала
«Частному корреспонденту» о том, есть ли жизнь за пределами её Дома, и о том, откуда взялись и куда ушли её герои.
― Вы писали свою книгу много лет ― как вам живётся сейчас, когда она от вас оторвалась и зажила собственной жизнью? Не больно?
― Когда я говорю близким людям, что мне сейчас совсем невесело, боюсь, это воспринимается как неуклюжее кокетство.
Получила всё, что хотела, о чём можно было только мечтать, и даже сверх того, и не стесняется на что-то жаловаться. Мне тут же предлагают написать что-то ещё. Но я не писала эту книгу, я в ней жила. Последние годы урывками, от случая к случаю, всё реже и реже, но для меня это было местом, куда я (исписав гору бумаги) могла войти и побыть там. Других таких мест я не знаю. Их у меня просто нет. Конечно, мне приятно, когда книгу хвалят, приятно читать рецензии и знать, что она многим понравилась. Но это похоже на похвалы ребёнку, который вырос и уехал из дома. Ты млеешь, когда его хвалят, гордишься им и собой, но у тебя его больше нет. Так что вопрос болезненный. И кстати, вы единственная, кто его задал.
― И чем вы заполняете образовавшуюся пустоту?
― Вакуум заполняют дети, причём так основательно, что иногда хочется кричать караул.
― Многие писатели говорят, что после того, как книжка закончена и издана, на неё удаётся посмотреть по-новому. У вас тоже так?
― Книгу я почти не открывала. Только когда надписывала друзьям и родственникам. Возможно, когда-нибудь я смогу её перечитать, но вряд ли когда-либо смогу дистанцироваться настолько, чтобы суметь объективно оценить.
― Если читать вашу книгу внимательно, возникает ощущение, что очень многие вещи не дописаны ― сюжетные ниточки словно бы сознательно оборваны. Кажется, что вы таким образом оставляли возможность для сиквела. Это так? Не подумываете ли вернуться в созданный вами мир?
― Наверное, оборванных линий не могло не быть. Финал писался на скорую руку. Я дважды переделывала его уже в процессе редактуры. Когда в январе 2007-го договаривалась с издательством закончить к сентябрю, искренне верила, что успею. Тем более не хватало действительно только финала. Но я не учла, что персонажи будут сопротивляться. Когда пишешь для себя, не ограниченная ни объёмом, ни временем, ни мнением окружающих, получается почти нескончаемый сериал. Первый сезон, второй, третий и т.д. Когда нужно собрать весь этот рыхлый материал во что-то целое, начинаешь выкидывать лишнее, оставляя (по возможности) то, что просто не в состоянии выбросить. Отсюда неизбежные дыры, провисание сюжета и оборванные сюжетные линии. Сыграло свою роль и нежелание некоторых персонажей включиться в финал.
― Да, в финале действительно остаётся очень много вопросов…
― Я вот до сих пор не знаю, куда подевался Македонский. Он просто испарился. Остальные вели себя не лучше. Это звучит непрофессионально, я знаю, но для меня вся прелесть работы над книгой заключалась в том, чтобы создавать персонажам определённые условия, а потом отпускать и наблюдать за ними. Чаще всего из этого ничего не получается, но иногда они оживают ― и ради таких моментов, собственно, и пишешь. «Живые» персонажи непредсказуемы, их невозможно загнать в сюжетные рамки. Даже если это необходимо, чтобы закончить книгу. У меня целая папка набита вариантами финальной главы Сфинкса общим объёмом с приличную повесть. Начало везде одинаковое ― до столовой и обысков в спальнях. А потом больше дюжины разных вариантов их разговора со Слепым. Все по-своему неплохи, но ни один не закончен. Можно было написать ещё штук двадцать с тем же результатом. Пока не поймёшь, что героям этот разговор ни к чему. Что он интересен тебе, а не им, а они его просто не хотят, как не хотят расставаться, выходить в наружность и принимать участие в твоём финале. Не будь Курильщика ― самого нормального и обычного из моих героев, финал бы, наверное, вообще не состоялся. Все остальные персонажи сопротивлялись бы до последнего, как это вышло со Сфинксом. Так что осознанных возможностей для сиквела я не оставляла. Что-то такое мелькает в эпилоге, но это непредумышленно.
― Но что же будет с героями в будущем? Очень многие ваши читатели (и я в том числе) дорого бы дали, чтобы это узнать…
― Мне тоже интересно, но я не знаю, что с ними будет дальше. Могу только строить догадки.
― Вы всю жизнь прожили в Армении, но при этом ни Армении, ни какой-либо другой страны в вашей книге нет. Это специально?
― В книге нет ни Армении, ни России, ни какой либо другой определённой страны. Я постаралась убрать не только географические, но и временные привязки, хотя с временными, конечно, было сложнее. Дотошные читатели их примерно вычислили, ориентируясь на всякие детали быта.
― А почему так вышло, что вы пишете по-русски, а не по-армянски?
― По-русски я пишу, потому что училась в русской школе и читаю на русском. Бабушка (мамина мама) была русская, и мама тоже скорее русскоязычная.
