Стыдный талант. Как Марк Твен стал Марком Твеном
«Я мог бы быть обычным человеком, но я упустил эту роль» — эти слова из песни «Аквариума» мог бы сказать о себе и Сэмюэл «Марк Твен» Клеменс. Перед ним была масса вариантов обычной судьбы: лоцман, проповедник, политик, журналист, эстрадный артист. Ни с одной ролью он не смог освоиться полностью и в итоге написал свою роль сам.
Характер Твена, пожалуй, точнее всего описывает слово на его родном языке — smarty. Кстати, популяризировал его именно он в «Приключениях Тома Сойера». Smarty можно перевести как «умник», а точнее — «умный засранец». В этом отношении он походил на обоих своих самых известных героев — Тома и Гека.
В школах он долго не задерживался, окончив в итоге лишь шесть классов. Учебники не любил, зато часами сидел за книгами, которые были ему интересны, — Майн Рида, Купера, Дефо. Мог сбежать из дома, чтобы поплавать на пароходе, пробраться ночью на кладбище, разыграть учителя.
В 13 лет со школой было покончено: денег в семье не хватало, и Сэм пошел работать — сначала наборщиком к местному издателю, потом редактором и автором в газете собственного брата. Работал Сэм за троих, очень быстро улавливал стиль и тонкости ремесла, но к журналистике относился легкомысленно.
Оставшись в газете за главного (брат Орион в это время отчаянно пытался найти финансирование), Сэм начал веселиться: писал карикатуры на конкурентов, выдумывал нелепые истории, выдавая их за реальные происшествия. Хотя публика была в восторге, газету все равно пришлось продать. Писать Сэму нравилось, но он видел в этом скорее хобби, чем профессию.
Наделенный от природы даром иронического отношения к жизни, Сэм считал недостойным занятием «смешить божьих тварей». «У меня было призвание к литературе, причем низшего сорта — к юмористике. Тут нечем гордиться, но это мой самый сильный козырь», — писал он брату.
Будущий Марк Твен жаждал сделать что-то серьезное и значительное, но лучше всего делал то, что считал легкомысленным и проходным.
Сначала он решил стать лоцманом (профессия в то время престижная), затем проповедником — но обстоятельства и собственные склонности помешали ему найти спокойную гавань.
Начавшаяся Гражданская война сильно подорвала речное пароходство, и Сэм потерял работу. Шанс стать достойным человеком словно уплыл от него — значит, придется опять валять дурака. «У меня в жизни было только две амбиции. Одна — водить суда, другая — проповедовать Евангелие, — писал он. — Я преуспел в первом и потерпел неудачу во втором, потому что не смог поддерживать на высоте свои акции на этом рынке, то бишь религии».
Приехав в Вирджинию — крупный город с 13 тысячами жителей, — Клеменс устроился репортером в газету Enterprise. Писал о приисках, индейцах, балах, концертах, пожарах, убийствах. Когда повода не находилось, не гнушался «фейковыми новостями»: в течение месяца десять невадских и калифорнийских газет перепечатывали друг у друга его заметку о человеке, который умер от окаменения.
В 31 год Сэм Клеменс вел совершенно беспорядочную жизнь без целей и планов, мечтая обогатиться от продажи семейных земель. О женитьбе с таким образом жизни и думать боялся: «Если б я был устроен, я бы бросил все глупости и заморочил бы голову какой-нибудь девице, чтоб она вышла за меня. Но я не был бы ее достоин».
Он по-прежнему писал искрометные заметки, но в то же время переживал глубокий личностный кризис и даже задумывался о самоубийстве. Спустя много лет после его смерти в его бумагах нашли записку, которую большинство биографов относят к этому времени: «Я приставил пистолет к голове, но у меня не хватило мужества нажать на курок».
В мае 1867 года вышла его первая книга — «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса и другие истории». Рассказ, давший название сборнику, стал литературной сенсацией не только в родной Калифорнии. Его перепечатали десятки газет. Рецензент писал, что «Лягушка» «привела Нью-Йорк в экстаз».
Сэм (к тому времени уже взявший псевдоним Марк Твен) искренне удивлялся: «Подумать только, человек написал немало вещей, которые он, не стыдясь, может считать вполне сносными, а эти нью-йоркские господа выбирают самый что ни на есть захудалый рассказ». Но читатели и критики сделали свой выбор — это было именно то, чего не хватало Америке.
В рассказах Твена читателей покоряло то, что казалось «неправильным», — наплевательское отношение к литературным канонам, живой неприглаженный язык, рассказчик-простак, который называет вещи своими именами и не скрывает своего невежества. Твену, казалось, и не нужно было ничего выдумывать — американская жизнь того времени была кладом для юмориста. Но мало кто этим кладом воспользовался.
Возможно, Твен стал тем, кем он стал, именно потому, что вошел в литературу с черного хода — через выдумки, которые не претендовали ни на какое нравственное воспитание.
Он словно заявлял: да, жизнь абсурдна. Она не укладывается в проповеди, романтические стихи и воспитательные повести. Чего вы от нее хотите?
Неслучайно ключевое произведение Твена — «Приключения Гекльберри Финна» — часто сравнивают с «Дон Кихотом»: «Твен построил книгу по сервантесовскому образцу: плутовской роман-странствие, где эпизоды сюжетно не связаны, где постоянно высмеивается „высокая“ литература, — пишет о нем Максим Чертанов в серии ЖЗЛ. — Он не умел (или думал, что не умеет) писать иначе как пародируя; он взял сюжет, над какими всегда издевался: демонический убийца, сокровища, интриги, пещеры, тайны, сыщики, в финале добро побеждает зло».
А литературоведы продолжают спорить о том, была ли наивность твеновских героев тонким писательским приемом — или просто Марк Твен сумел сохранить детский, «том-сойеровский» взгляд на мир как на бесконечную игру. В конце концов, кому еще мог прийти в голову такой восхитительный способ самообразования: «Кто тянет кошку за хвост — может научиться тому, чего не узнаешь никаким другим путем».
