Спустя какое-то время Чуковский (у него к тому же заболела туберкулезом дочь) публикует в «Литературке» письмо, в котором отрекается от сказок.
Он действительно после этого не напишет ни одной сказки. Но каждое новое поколение родителей вот уже сколько лет подряд продолжает укладывать спать своих детишек, читая им вслух: «Муха, Муха-цокотуха, позолоченное брюхо…»
В советское время было очень сложно получить доступ к религиозной литературе. Корней Чуковский в 1960-х годах запросил разрешение на выпуск библейских преданий, адаптированных для детей известными писателями и литераторами под своей редакцией. Проект разрешили с оговоркой: в книге не должны упоминаться Бог и евреи, поэтому для Бога придумали псевдоним «Волшебник Яхве». Несмотря на это, весь тираж книги «Вавилонская башня и другие древние легенды», выпущенной издательством «Детская литература» в 1968 году, был уничтожен, а заново напечатали книгу только в 1990 году.
То, что он никакой не Корней Чуковский, а Николай Иванович Корнейчуков, ничего странного в этом нет — писатель создал псевдоним из собственной фамилии. Странно другое — в документах Чуковский всякий раз указывал разные отчества: Степанович, Васильевич, Евгеньевич…
В его свидетельстве о рождении отчество не прописано — в царской России это означало, что его родители не были обвенчаны. И если с матерью, украинской крестьянкой Екатериной Осиповной Корнейчуковой, все понятно, то как же звали отца? Исследователи биографии писателя после изучения архивов пришли к выводу, что его отцом был сын богатого еврейского издателя Эммануил Левензон. Екатерина служила горничной в доме Левензонов, и у них с Эммануилом начался роман. О браке не могло быть и речи — от Левензона требовалось принять православие, против чего категорически возражал его отец. Тем не менее Екатерина и Эммануил родили двоих детей: Николая и Марию. Сознание того, что он незаконнорожденный, отравляло все детство и юность будущего писателя. Он писал об этом в дневнике: "Когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал... Особенно мучительно было мне в 16—17 лет, когда молодых людей начинают называть именем-отчеством. Помню, как клоунски я просил даже при первом знакомстве — уже усатый — зовите меня просто Колей".
Но мучения Коли были не только морального характера. Его исключили из гимназии: "сверху" поступил указ гнать из учебных заведений всех "кухаркиных детей". Больше официально Николай нигде не учился. Этот факт особенно забавен: ведь Чуковского ждало мировое признание. Редчайший случай, когда Оксфордскую мантию получил самоучка!
"ЛЮБИМЫЕ БОБРЯТА"
В 1903 году 21-летний Николай женился на одесской мещанке Марии Гольфельд, которая ради брака с любимым сделала то, чего не сделал Левензон: приняла православие. В отличие от подавляющего числа художников, поэтов и других творческих натур, Чуковский не заводил романов на стороне и до конца жизни любил свою жену. У них родилось четверо детей — Коля, Лида, Боря и Маша, — которых писатель обожал.
Стихи, сделавшие его классиком, первоначально писались им для своих "любимейших бобрят", как он называл ребятишек. Однако именно с детьми связаны величайшие трагедии его жизни. Младшая дочь Маша, или Мура, как ее называли в семье, фантастически одаренная девочка с потрясающей памятью, знавшая наизусть десятки книг, заболела костным туберкулезом. Она долго и мучительно умирала в туберкулезном санатории близ Алупки. Шел 1930 год, и денег на питание и лечение Муры у семьи практически не было. Родители дни и ночи проводили у ее постели, в то время как их старшая дочь Лида заболела в Питере скарлатиной и выжила только чудом. Страдания Муры — ей еще и ампутировали глаз! — отражались неимоверной болью в сердцах родителей. Чуковский пишет в дневнике: "11 сентября. Алупка. Лежит бедная, безглазая, с обритой головой на сквозняке в пустой комнате и тоскует смертельной тоской". Девочка умерла через два месяца, в ноябре 1931 года, не дожив до 12 лет. Ее похоронили в Гаспре, и со временем могила затерялась. Во многих источниках пишут, что место ее погребения так и не найдено, но это неправда. В 2002 году крымский историк и краевед Дмитрий Борисов, потрясенный дневниками Чуковского, где тот описывал по дням страдания своей дочери, отыскал Мурину могилу на старом Гаспринском кладбище, близ санатория "Ясная Поляна". Как рассказал "Событиям" Дмитрий Борисов, сейчас на этом месте воздвигнут крест с лаконичной надписью "Мурочка Чуковская".
ТРАГЕДИЯ ЛИДИИ
Все дети Чуковского были необычайно одарены. Строго говоря, на одну семью пришлось три писателя: Николай и Лидия пошли по стопам отца. Но если сын был крайне сдержан и консервативен, то дочь выросла бунтаркой. Чуковский любил шутить: "Я никогда не пропаду: если к власти придут правые, у меня есть Коля, если левые — у меня есть Лида!"
Стать "левой" Лидии Корнеевне, замечательной писательнице и человеку невероятного гражданского мужества, помогла советская власть. Ей выпала величайшая трагедия: она потеряла любимого человека. История любви Лидии и Матвея Бронштейна красива, коротка и крайне трагична. Они прожили вместе несколько лет, в 1937 году Матвей был арестован. Из тюрьмы Бронштейн не вернулся — его расстреляли в феврале 1938 года сразу после суда, который длился 20 минут! Письма в его защиту писали будущие академики Тамм, Иоффе, Вавилов, Ландау, писатели Чуковский и Маршак — они не знали, что Бронштейна уже нет в живых. Ученый уровня Капицы и Ландау погиб в 32 года, но труды, которые оставил, поражают масштабностью…
…Оба Чуковских — и отец, и дочь — очень тонко чувствовали правду и настоящий талант. Героический поступок совершила Лидия Чуковская, выступившая в 1966 году с открытым письмом лауреату Нобелевской премии Михаилу Шолохову в ответ на его выступление, в котором он потребовал смертной казни писателям Синявскому и Даниэлю. Она писала: "Ваша позорная речь не будет забыта историей". И действительно — кто сейчас читает "Поднятую целину"? А вот про то, что "крокодил солнце проглотил", продолжают твердить даже детишки, родившиеся сорок лет спустя после смерти Корнея Чуковского."
